Неточные совпадения
Так начинает
свой рассказ летописец и затем, сказав несколько слов в похвалу
своей скромности,
продолжает...
А он сделал это очень просто: взял колею от
своего деда и
продолжил ее, как по линейке, до будущего
своего внука, и был покоен, не подозревая, что варьяции Герца, мечты и
рассказы матери, галерея и будуар в княжеском замке обратят узенькую немецкую колею в такую широкую дорогу, какая не снилась ни деду его, ни отцу, ни ему самому.
— Все давно помирай, — закончил он
свой рассказ и задумался. Он помолчал немного и
продолжал снова: — У меня раньше тоже жена была, сын и девчонка. Оспа все люди кончай. Теперь моя один остался…
Милый друг Аннушка, накануне отъезда из Тобольска Николенька привез мне твое письмецо и порадовал меня
рассказами о тебе. Он говорит, что ты чудесно читаешь, даже ты удивила его
своими успехами. Благодарю тебя за эту добрую весть —
продолжай, друг мой.
— И как это случилось, —
продолжала становая, видимо, думавшая заинтересовать
своим рассказом Павла, — вы этого совершенно ничего не знаете и не угадываете! — прибавила она, грозя ему
своим толстым пальцем.
Но на этот счет Алексей Дмитрич оставался непреклонным. Кшецынский
продолжал обедать за столом его высокородия, и — мало того! — каждый раз, вставая из-за стола, проходил мимо
своего врага с улыбкою, столь неприметною, что понимать и оценить всю ее ядовитость мог только Федор. Но возвратимся к
рассказу.
Меня, —
продолжал рассказ В.М. Дорошевич, — принял судебный следователь Баренцевич, которому я отрекомендовался репортером: «Опоздали, батенька! Гиляровский из „Русских ведомостей“ уже был и все знает. Только сейчас вышел… Вон едет по дороге!» Я был оскорблен в лучших
своих чувствах, и как я тебя в тот миг ненавидел!
Здесь послышалось легкое храпение Иоанна. Коршун протянул руку к царскому изголовью, Перстень же придвинулся ближе к окну, но, чтобы внезапным молчанием не прервать сна Иоаннова, он
продолжал рассказ свой тем же однообразным голосом...
Когда его ругают или он слушает чей-либо интересный
рассказ, губы его шевелятся, точно он повторяет про себя то, что слышит, или тихонько
продолжает говорить
свое.
Потому родитель твой, —
продолжал Васильев с каким-то злобным удовольствием, посыпая перцем
свой рассказ во всем, что касалось Фомы Фомича, — потому что родитель твой был столбовой дворянин, неведомо откуда, неведомо кто; тоже, как и ты, по господам проживал, при милости на кухне пробавлялся.
Она засмеялась и
продолжала рассказывать, не дотрагиваясь до
своего кофе. Щеки ее разгорелись, это ее смущало немного, и она конфузливо поглядывала на меня и на Полю. Из ее дальнейшего
рассказа я узнал, что муж ответил ей попреками, угрозами и в конце концов слезами, и вернее было бы сказать, что не она, а он выдержал баталию.
Г-жа Петицкая, в
свою очередь, тоже еще не уяснила себе хорошенько, какое впечатление она произвела на княгиню всеми этими
рассказами, и потому решилась
продолжать их.
Помнится, одна крестьянка, рассказывая при мне про внезапную смерть
своей дочери во время обеда, так и заливалась и не могла
продолжать начатого
рассказа, как только произносила следующую фразу: «Я ей говорю: Фекла?
С тех пор одна басня сменяла другую и, несмотря на запрещение графа и графини возбуждать
рассказами сказок воображение и без того уже впечатлительной и нервной девочки, — Верочка
продолжала делать
свои импровизации.
Шамохин, взволнованный
своим рассказом, и я спускались вниз и
продолжали говорить о женщинах. Было уже поздно. Оказалось, что он и я помещались в одной каюте.
Тут глубокое волнение прервало было
рассказ Катерины; она перевела дух, усмехнулась новой думе
своей и хотела было
продолжать, но вдруг сверкающий взгляд ее встретил воспаленный, прикованный к ней взгляд Ордынова.
— Я думаю, —
продолжал он, — что и святочный
рассказ, находясь во всех его рамках, все-таки может видоизменяться и представлять любопытное разнообразие, отражая в себе и
свое время и нравы.
Мы еще раз напились перед сном чаю, запасли хвороста и сухих сучьев для топки очага и отправились в балаган. Лежа на
своей зеленой постели и задыхаясь от дыма, мы
продолжали вести страшные
рассказы. Каждый припоминал что-нибудь подходящее: «А вот с моим дядей был случай…» Но догорел огонь на очаге, понемногу вытянулся в дыру, проделанную в крыше вместо трубы, дым, и мы начали засыпать. Вдруг спавшая у наших ног собака глухо заворчала. Мы поднялись все разом.
За самоваром мать Филагрия
продолжала рассказ свой о тяжести обительских хлопот, что так неожиданно легли на ее плечи, жаловалась на судьбу, но обо всем говорила строго, с невозмутимым спокойствием.
Maman вся вспыхнула и кинула на меня молниеносный взгляд, но, вероятно, встретив мой взгляд, потерянный, перепуганный и умоляющий, сейчас же успокоилась. А беспощадный Пенькновский
продолжал и благополучно окончил
свой рассказ о том, как я, войдя впереди всех товарищей в большую залу, «как сумасшедший бросился целовать руки у всех женщин».
О М.Л.Михайлове я должен забежать вперед, еще к годам моего отрочества в Нижнем. Он жил там одно время у
своего дяди, начальника соляного правления, и уже печатался; но я, гимназистом, видел его только издали, привлеченный его необычайно некрасивой наружностью. Кажется, я еще и не смотрел на него тогда как на настоящего писателя, и его беллетристические вещи (начиная с
рассказа"Кружевница"и
продолжая романом"Перелетные птицы") читал уже в студенческие годы.
Страшные
рассказы о водобоязни имели
свое действие. Охотники постепенно умолкли и
продолжали пить молча. Каждый невольно задумался о роковой зависимости жизни и счастья человека от случайностей и пустяков, по-видимому, ничтожных, не стоящих, как говорится, яйца выеденного. Всем стало скучно и грустно.
Пьер кончил
свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами
продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, чтò он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, чтò сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи, и что пора спать.
Нет, но что́ лучше всего, —
продолжал он, успокоиваясь в
своем волнении прелестью собственного
рассказа, — это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку.